К сожалению, я и понятия не имела, сколько потрясений придется еще пережить.

* * *

Чем меньше времени оставалось до вечера, тем беспокойней становилось у меня на душе. Какой же окажется королева? И кто может быть ее возлюбленным? В принципе, я считала, что изменять нехорошо, это самое большое коварство по отношению к близкому человеку. Но, как я узнала от Мари, у королевы были своего рода смягчающие обстоятельства. Анну, которая родом из Испании, еще почти ребенком, – разумеется, не спросив ее желания, – выдали замуж за Людовика. Ее вырвали из семьи и отправили ко двору французского короля, где ей пришлось осваиваться совершенно одной. А точнее, одной среди акул – в окружении интригующих придворных, самого благородного происхождения льстецов и подлых честолюбцев. Не говоря уже о назойливом кардинале, который терпеть ее не мог и непременно хотел от нее избавиться.

Людовик, ставший королем уже в десять лет, с большим удовольствием уезжал на охоту и встречался с приятелями, в то время как бедной королеве полагалось, умирая от скуки, томиться в одиночестве в своих покоях. И кроме того, – и это самое главное, – Людовик был геем. Мари выразилась несколько деликатнее, сказав «король предан своему фавориту», но факт остается фактом: выполнять супружеский долг он заставлял себя с большим трудом и лишь по приказу матери.

– Просто катастрофа, – шепнула мне Мари. – Неудивительно, что Франция до сих пор не может дождаться наследника!

Услышав об этом, я пришла в некоторое замешательство, потому что знала, что после Людовика XIII был или будет Людовик XIV – знаменитый Король-Солнце. Значит, король все-таки должен еще раз оказаться с королевой под одним одеялом, пусть даже и через много лет – из прочитанного в Википедии у меня в памяти осталось, что королеве, которой сейчас двадцать пять, когда станет матерью, вот-вот должно будет исполниться сорок.

– Я только не понимаю, зачем кардиналу избавляться от королевы? – осведомилась я у Мари, когда мы после обеда вместе сидели в гостиной, дожидаясь вечера.

– Потому что она отважилась влюбиться! – с негодованием воскликнула Мари. Она быстро оглянулась по сторонам, хотя никого, кроме меня, в комнате не было. Вся прислуга ушла из дома, а дед Анри, отобедав, отправился навестить старого боевого товарища.

– Этим она разрушает представления Ришелье о дисциплине и порядке, – неприязненно продолжила Мари. – Она не повинуется его приказам, отказывается играть навязываемую ей роль. Такой властный человек, как он, этого вынести не может. Поэтому он прикладывает все силы к тому, чтобы собрать доказательства ее неверности. Он хочет опозорить ее при всех, чтобы королю не оставалось ничего другого, как казнить ее по обвинению в государственной измене.

Я вздрогнула от ужаса. Как быстро неверные королевы могли стать на голову короче, показал уже Генрих Восьмой.

– А король? Он-то как ко всему этому относится? Он знает, что королева любит другого?

– Думаю, в подробностях он ничего и не хочет знать, хотя, возможно, о чем-то догадывается. Он очень чувствителен и с гораздо большим удовольствием вообще не был бы королем, поэтому-то и предоставляет первому министру заниматься всеми важными государственными делами. Но в то же время это палка о двух концах – он слишком зависим от Ришелье. Все, что тот говорит и делает, король воспринимает как данное богом, прежде всего там, где это касается его положения как монарха. Открытые и неопровержимые доказательства неверности жены королю замять не удастся, наверняка последует обвинение. Королеву казнят и заменят новой супругой – конечно же, той, которую кардинал выберет сам, чтобы легче было ею манипулировать и подавлять ее. Вот на чем он строит свою тактику, вот куда нацелены его действия.

– И как же ты собираешься сорвать его планы?

Мари вздохнула.

– Если бы я только знала! Все так запутано! Только одно несомненно: королева любит герцога больше жизни.

Ага. Герцог. Если такая женщина, как королева, которую считают настоящей красавицей, настолько в кого-то влюбляется, то это, должно быть, просто мечта, а не мужчина.

– Они оба жить друг без друга не могут, – добавила Мари. – Столько самоотверженности, столько страсти! При этом каждая встреча сопряжена с большим риском. Им постоянно приходится опасаться, что их любовь раскроется. Повсюду не дремлют шпионы Ришелье! Ах, это разрывает мне сердце! Я не могу видеть, как страдает моя добрая подруга, и поэтому помогаю, как могу.

Например, предоставляя влюбленным тайное место для свидания. Уже буквально лопаясь от любопытства, я с трудом дожидалась вечера.

С наступлением сумерек мы с Мари зажгли в доме свечи. Мари купила несметное количество свежих роз, но, вместо того чтобы поставить их в вазу, она, оборвав лепестки, разбросала их повсюду, начиная от входной двери, вверх по лестнице, вдоль по коридору и, наконец, еще три охапки на постели в покоях умершего мужа, которую она по такому достойному поводу застелила свежим бельем.

Я считала убранство из лепестков роз некоторым излишеством – вероятно, слишком часто видела это в кино, – но Мари была в таком восторге от своей романтичной и якобы совершенно новой идеи, что протестовать я не стала. Только в одном.

– Но потом нам все нужно подмести, – предложила я, – иначе завтра каждый слуга будет задаваться вопросом, почему повсюду разбросаны лепестки роз.

– Ах, да пусть себе спрашивают. Все так и задумано. У меня есть и другие улики, – она вытащила носовой платок с вышитой на нем монограммой. – Смотри, специально приберегла. Я выложу его на видном месте, как только королева покинет дом. Минетта найдет, убирая комнату, и покажет всем слугам. Свет не видывал такой болтуньи. И таким путем Ришелье очень скоро обо всем узнает.

Я разглядывала платок, и мне казалось, что где-то я его уже видела.

– С. Ф., – прочла я. – Кто это?

– Это платок твоего мушкетера, – равнодушно сказала Мари. – Себастьена Фоскера. Он забыл его на днях на приеме.

Теперь я поняла, почему платок показался мне таким знакомым. Себастьяно промокал им камзол, после того как я облила его красным вином. Должно быть, он отдал платок слуге почистить вместе с камзолом, а тот, наверное, по ошибке оставил его в каком-нибудь чане с бельем.

– Но что это даст? – поинтересовалась я. – Ведь кардинал может подумать, что Себастьен встречался с тобой или со мной.

– Он действительно может так подумать. Но может сделать и другие выводы, – Мари улыбнулась с легким злорадством. – Например, он мог бы решить, что Себастьен встречается с королевой.

– Ты хочешь, чтобы кардинал так о нем подумал? – в замешательстве уточнила я. – Но ведь тогда у него могут возникнуть огромные неприятности!

– Именно это заставит его проявлять чуть большую осторожность, вместо того чтобы совать свой любопытный нос в чужие дела.

Она посмотрела на меня извиняющимся взглядом.

– Я знаю, что ты в нем души не чаешь. Но он был и остается шпионом кардинала, и, предоставляя ему в этой игре новую роль, мы всего лишь бьем Ришелье его же собственным оружием.